Книги

Чаще всего музыканты-исполнители предпочитают следовать парадоксальному афоризму Шумана: «Лучший способ говорить о музыке — это молчать о ней» (впрочем, сам Шуман отчасти лукавил, ибо оставил богатейшее литературно-критическое наследие). Другие, наоборот, охотно делятся своими мыслями об музыкальном искусстве, о любимых композиторах и часто играемых произведениях. Пианисты, в репертуар которых входят все 32 фортепианные сонаты Бетховена, нередко испытывают потребность не только постоянно погружаться в этот бесконечно разнообразный мир, но и описывать его во все подробностях, сочетая объективные факты с личными наблюдениями.

Первое издание книги, посвящённой пианисту, педагогу, народному артисту СССР, профессору Московской консерватории и ряда высших учебных заведений США и Австралии Льву Николаевичу Власенко (1928–1996), вышло 13 лет назад, и, к сожалению, некоторых авторов статей уже нет в живых.

Не секрет, что в любой отрасли науки или искусства существует внутренняя иерархия, шкала ценностей, людей, событий, которая лишь отчасти совпадает с внешней. К примеру, многие музыканты и даже любители музыки знают о великих фортепианных традициях Московской консерватории советского периода — классах профессоров Генриха Нейгауза, Александра Гольденвейзера, Константина Игумнова, Самуила Фейнберга. Но сможем ли мы без труда перечислить их ассистентов, замечательных педагогов, беззаветно преданных музыке, учителям и ученикам, так много сделавших для их становления?
Одному из этих рыцарей — Лии Моисеевне Левинсон (1905–2000) — посвящён симпатичный сборник материалов, соединивший музыкантов (Дмитрий Паперно, Дмитрий Башкиров, Инна Малинина, Нелли Ли, Екатерина Царёва, Инна Барсова, Елена Вязкова) и интеллигентных московских слушателей, не мыслящих своей жизни без музыки (математик Эмиль Казанджан, инженер-электронщик Владислав Хевролин).

Нисколько не желая походить на господина Боголюбова (этот герой Сергея Довлатова, главный редактор газеты «Слово и дело», «пережив великих сверстников, автоматически возвысился»), рискну начать рецензию с личных воспоминаний. В декабре 1988 года мы с мамой «с боем» попали на концерт в Малый зал Московской консерватории. Играли Бэлла Давидович и Дмитрий Ситковецкий. Этот вечер стал частью их триумфального московского тура спустя, соответственно, 10 и 11 лет после эмиграции матери и сына (в 1970-е  — и это уже не все помнят  — из СССР уезжали «навсегда»). Из всей программы и тогда, и теперь вспоминается, прежде всего, Третья скрипичная соната (ор. 45) Грига. До-минорная соната в исполнении матери и сына сразили наповал, и, при всём уважении к великолепно игравшему скрипачу, лидерство пианистки в дуэте не вызывало сомнений: Бэлла Давидович увлекла великолепным, ярким, разнообразным звуком (нигде не переходившим опасной грани, за которой дуэт уже не существует как целостность), благородством и естественностью музыкальной речи.

В истории фортепианной транскрипции яркие взлеты чередовались со столь же яркими падениями. Первая кульминация — в романтический период — совпала с самим становлением «виртуозности», «концертности» в современном смысле слова, с культом виртуоза, звезды, сложившимся в XIX веке. За несколько столетий создано множество фортепианных транскрипций. Вершинные явления (к примеру, творчество Листа, Рахманинова или Годовского) знают все, но за ними — клондайк неизвестного материала, шедевры, еще не вышедшие не то что из тени — из тьмы и забвения.

Позднесоветская действительность породила немало типов эмигрантов: среди них «идейные», «колбасные», «евреи». Последнее слово пишу в кавычках, потому что памятны времена, когда — вероятно, впервые в отечественной истории — у людей совсем других национальностей «внезапно» обнаруживались забытые еврейские родственники. Потом рухнул железный занавес, «заграница» превратилась просто в другую страну (или другие страны), и «идейными», из желания вернуться победителями, стали слишком многие. Однако лавров Солженицына или Ростроповича на всех не хватило, а так хотелось выглядеть — хотя бы в собственных глазах — борцом за свободу, обличителем тоталитаризма. В борьбе все средства хороши; и не беда, если, разбираясь со своими комплексами и прошлой жизнью, обрызгаешь нечистотами всех и вся, соберешь с помойки в дом мусор, который обычно несут как раз из дома на помойку.

Идея создания книги возникла у Евгения Баранкина, председателя Экспертного совета Московской филармонии. Подготовка к работе началась осенью 2009 года. Можно лишь благодарить судьбу за то, что это было сделано вовремя, иначе Крайнев своей книги мог бы уже не увидеть. До последнего времени его преподавательский график оставался насыщенным, и время для работы над «Монологом» Владимир Всеволодович нашел не без труда. В декабре 2009 года мы встретились в его доме в Ганновере, где маэстро прожил без малого 20 лет, и посвятили будущей книге неделю, ежедневно беседуя по несколько часов.

Банально, но факт: есть книги, глубина и содержательность которых обратно пропорциональны объему. Небольшое, но совершенно необходимое уточнение: мэтр отечественной музыки Сергей Слонимский — не только композитор, давно и справедливо признанный во всем мире, но и первоклассный музыковед и пианист. Эти же три начала гармонично соединились в герое повествования, вот почему автор находится с ним как бы на одном поле.

«Музыкальная карьера Тани Федькиной началась чрезвычайно рано. Об этом свидетельствуют броские газетные заголовки: «Композитору — шесть лет», «Автору оперы… восемь лет». Да и исполнительский дебют ее состоялся в 1968 году, когда ученице 5 го класса Центральной музыкальной школы было всего двенадцать лет… После окончания школы Федькина поступила в Московскую консерваторию и стала студенткой в классе Е. В. Малинина. Вскоре пришли и первые заметные успехи… В 1975 году она завоевала третью премию на Шопеновском конкурсе в Варшаве. В данном случае конкурсная награда уж никак не была подведением итогов… По мнению Е. В. Малинина, наиболее свободно чувствует себя Федькина в романтической сфере. Среди ее лучших достижений — интерпретация шумановской «Крейслерианы», экспромтов Шуберта, многих произведений Шопена, Первого концерта Чайковского. Природный пианизм, точность исполнительских намерений ярко проявляются у Татьяны Федькиной в трактовке сонат и фортепианных концертов Моцарта.

Несколько лет назад, работая на фирме «Мелодия», автор этих строк участвовал в переговорах с японскими коллегами. В ходе беседы гости с воодушевлением заговорили о русской пианистке Розе Тамаркиной. Хорошо помню собственные чувства — и радость, и удивление. Увы, плохо знают наших старых пианистов и в России и, тем более, за рубежом. Тем не менее, речь шла именно о ней, Розе Тамаркиной (1920–1950), ярчайшей и, увы, так рано угаснувшей звезде мирового пианизма.

Одно из самых интересных занятий настоящего музыканта — открытие неизвестных героев известных времен. Конечно, Бетховен навсегда останется Бетховеном, а Шуман — Шуманом. Они (и не только они!) стали высшим выражением эпохи и потому пережили ее. Однако интонация каждого настоящего мастера обогащает, одушевляет историю и, в конце концов, уточняет наши знания и о главных героях музыкального искусства.

Замечательное учебно-методическое пособие примыкает к известной серии «Как исполнять…». Первый раздел — мысли великих пианистов и педагогов о стиле Бетховена, особенностях его музыкального языка; раздел внутри раздела — бетховенский пианизм в целом.