Исторический архив

Продолжаем знакомить читателей с мемуарами легендарного импресарио Жака Лейзера. На этот раз – глава из его книги «Жизнь среди легенд», посвященная Святославу Рихтеру. Их знакомство состоялось в Хельсинки в мае 1960 г. Тогда Лейзер, менеджер звукозаписывающей компании EMI, давно стремившийся «заполучить» пианиста для His Master’s Voice и не имевший возможности приехать в Москву, примчался в финскую столицу и заключил с ним контракт еще до концертов: он разыскал Рихтера в одном из классов консерватории Хельсинки, где тот занимался. Они быстро стали друзьями; впоследствии Лейзер часто сопровождал Рихтера в его гастрольных поездках по Западной Европе.

Импресарио Жак Лейзер (род. 1930) – легендарное имя в мире музыки. Человек, который работал с Марией Каллас, Альфредом Корто, Эдвином Фишером и Артуро Бенедетти Микеланджели, организовывал вместе со Святославом Рихтером фестиваль в Туре, познакомил Рихтера и Фишера-Дискау… К счастью для всех нас, он написал книгу «Жизнь среди легенд».

Московская жизнь первой трети XIX века стала Летой Фильда. Имеющий в своём психотипе множество русских особенностей, Фильд органично вписался в особый уклад быта старой столицы той поры, вписался с невозможной, неповторимой естественностью, которая отличала его манеру играть на рояле, его манеру чувствовать. Именно в Москве стареющий артист влился в сродственную стихию. Музыкант спокойно и бесстрастно погружался в тот поток забвения, который уносил его в вечность, где навсегда остался «русский Джон Фильд».

В «PianoФорум» № 2, 2012 была опубликована первая часть эссе Александра ДЕМЧЕНКО, посвящённого двум величайшим фигурам ХХ века — Марии Юдиной и Эмилю Гилельсу. По мнению автора, эти пианисты олицетворяют два магистральных направления, которыми в той или иной степени идут и все другие музыканты-исполнители. Различие между данными направлениями можно условно обозначить через контраст таких определений: пианизм субъективно-романтического типа и пианизм объективно-классического типа. М. Юдина могла быть классичной, мягкой и «деликатной» (к примеру, в некоторых моцартовских сонатах или в шубертовском Экспромте Ges-dur op. 90 № 3), а Э. Гилельс — «тенденциозным» и нарочито грубоватым (скажем, в Тринадцатой сонате Бетховена или в III части шубертовской Сонаты D-dur op. 53), однако безусловная доминанта первой склонялась к романтическому «пианизму особенностей», а второго — к классическому пианизму «золотой середины». И каждый из них был в сравнении со многими другими, пожалуй, особенно органичным и последовательным в избранном «амплуа». Именно эти контрастные их устремления и стали акцентами в воссозданных творческих портретах.

Пушкинская строка идеально очерчивает идеальные же взаимоотношения музыкантов. Реальность, увы, гораздо жёстче. В действительности эти отношения простираются от многолетней творческой дружбы, вовсе не всегда обоюдно комплиментарной, напротив, подчас требовательной — до откровенной зависти и порождаемой ею вражды (пушкинский Сальери — «псевдоним» многих завистников, как минувших времен, так и нынешних).

В 2012 году исполнилось 100 лет со дня рождения выдающегося музыканта, пианиста, педагога Александра Львовича Иохелеса, яркого представителя фортепианной школы К.Н. Игумнова. Празднование юбилейной даты вылилось в многомесячный международный фестиваль, начавшийся в феврале в городе Беэршева (Израиль). Эстафету подхватили Грузия (Тбилиси) и Россия (Москва и подмосковная Руза). Главным организатором фестиваля стала профессор РАМ имени Гнесиных Вера Носина. В день рождения А.Л. Иохелеса, 11 марта, она была героиней передачи цикла Сергея Яковенко «И довелось, и посчастливилось» на радио «Орфей». В РАМ им. Гнесиных состоялось открытие мемориальной доски А. Л. Иохелеса возле класса, где он преподавал.
Самым важным событием фестиваля стал концерт учеников профессора Иохелеса, который прошёл в Концертном зале РАМ им. Гнесиных 17 марта. В нём приняли участие музыканты из России, Японии, Израиля, Белоруссии, Италии и США. Почётным гостем была народная артистка России, профессор Вера Горностаева, которая в начале своей карьеры в течение пяти лет была ассистенткой А. Л. Иохелеса в ГМПИ им. Гнесиных. А.Л. Иохелесу был посвящен XI Международный фестиваль-конкурс «Musica Classica», проходивший в Доме творчества композиторов в Рузе с 14 по 21 апреля.

Пожалуй, ни об одном композиторе ХХ века не бытует столько слухов и мистификаций, как о Николае Обухове. Уроженец Курской губернии некогда Великой Империи, потомок старинной русской дворянской семьи, Николай Борисович Обухов (1892–1954) оставил своим потомкам огромное художественное наследие. Его яркая, проникнутая легендами жизнь, новаторство, несомненная печать выдающейся индивидуальности представляют собой большой интерес. О Николае Обухове известно следующее. Композитор родился в селе Ольшанка Курской губернии 10 января (по старому стилю) 1892 года в семье потомственных военных. Отец — капитан 2‑го ранга, мать отца — внучка поэта Баратынского. Н. Б. Обухов — кузен певицы Надежды Обуховой, его дядя — Сергей Обухов был Директором Императорских театров в Москве. Николай учился вначале в Московской консерватории, куда его и Надежду определил дядя, а затем и в Петербургской консерватории, в одно время и у тех же педагогов, что и Прокофьев, Асафьев, А. Черепнин.

Не только эпиграф, но и каждое слово в заглавии заимствованы у Роберта Шумана. Двадцатипятилетний пылкий Флорестан (один из псевдонимов Шумана) писал в «Neue Zeitschrift für Musik» 23 октября 1835: «В своих последних сочинениях Мошелес избрал путь, который не мог не отразиться на его виртуозности <…> Теперь он вступает в более темные и таинственные области, не заботясь, как он это делал раньше, о том, чтобы понравиться толпе <…> Однако проходящая здесь романтическая струя совсем не та, что у Берлиоза, Шопена <…> то есть не та, что стремится вперед, далеко оставляя позади общую культуру современности; она скорее обращена вспять — это романтика старины, подобная той, которая с такой силой глядит на нас из готических храмовых сооружений Баха, Генделя и Глюка».

Российское исполнительское искусство, в частности фортепианное, в ХХ столетии достигло исключительных высот. О «советском пианизме» принято говорить как о золотом веке отечественного исполнительства. Однако в чём и насколько это понятие отражает суть самого феномена отечественной фортепианной школы?
Слово «пианизм» толкуется в словарях весьма широко и при этом достаточно определённо — как искусство игры на фортепиано. Именно так употребляется это слово в известных книгах Г. М. Когана («Вопросы пианизма») и С. Е. Фейнберга («Пианизм как искусство»). В среде музыкантов-практиков под словом «пианизм» нередко понимают проблемы, связанные с фортепианно-исполнительской технологией, с пианистической «кухней».
Словосочетание «советский пианизм» («советское фортепианное искусство»), широко утвердившееся в музыкальном обиходе, может быть истолковано в двух смыслах.

Предлагаем серию фрагментов из обширной книги воспоминаний Мстислава Анатольевича Смирнова (1924—2000) — одного из самых ярких, исторически «знаковых» руководителей Московской консерватории, многие годы бывшего заведующим кафедрой концертмейстерского мастерства, деканом фортепианного факультета и проректором по научной работе прославленного учебного заведения. Музыкант высокого дарования, человек светлейшей души, личность, созидавшая добро и смысл, Мстислав Анатольевич Смирнов был устремлен ко всему истинно талантливому и неординарному. Он был истинно русским интеллигентом, блестящим знатоком русской культуры во всей ее широте и многоохватности. Его воспоминания — это живые портреты и красочные картины событий московской художественной жизни второй половины ХХ века.