Всеволод Задерацкий. «Тетрадь миниатюр»

Дата публикации: Май 2011
Всеволод Задерацкий. «Тетрадь миниатюр»

Cудьба его наследия в определенном смысле отразила судьбу автора. Лишь теперь, спустя почти 60 лет после смерти композитора, оно выходит из неизвестности, чтобы по праву занять достойное место в современном музыкальном искусстве.

Учитывая внушительный объем фортепианного творчества композитора, именно мы, пианисты, призваны стать первооткрывателями удивительного «затерянного мира» музыки В. П. Задерацкого! И сегодня речь пойдет об одном из относительно известных фортепианных циклов автора — «Тетради миниатюр» (1929 г.). Известен он, в первую очередь, на Украине и в Германии, где был издан в 70 х годах прошлого века и благодаря этому вошел в консерваторский репертуар. В России же музыка Задерацкого пока менее известна, чем за рубежом. И это, к сожалению, типичная ситуация, иллюстрирующая наше отношение к собственному достоянию!

Рубеж 20-х–30-х годов XX века ознаменовался небывалым развитием всех искусств в самых различных направлениях, порою антагонистически ориентированных. Изменения в мировоззренческой, политической и социальной сферах требовали обновления формы, содержания, технологии и языка искусства. Будучи членом Ассоциации современной музыки, Задерацкий, наряду с А. Мосоловым, Н. Рославцем, А. Авраамовым и другими искал неизведанные пути обновления музыкального языка и формы. В то же время, получив академическое образование в Московской консерватории, обучавшись у Танеева и Ипполитова-Иванова, композитор никогда не отказывался от основных принципов традиционной для своего времени музыки. Его эксперименты не выходили за границы, где кончается художественная, чувственная сущность искусства и начинается чистый эксперимент. «Тетрадь миниатюр» — яркий пример поиска новой семантики музыкального языка и принципов морфологической и гармонической организации, подчиненных художественному выражению образа.

Цикл состоит из четырех пьес: «Облака», «Авто», «Затаенное» и «Карусель». Технологически, сонорно и образно они связаны попарно: медитативные, интровертные, таинственные «Облака» и «Затаенное» — и яркие, быстрые, энергичные «Авто» и «Карусель». Каждая пара пьес начинается и заканчивается одинаковыми сонорными «пятнами». Более того, многие композиционные черты внутри пар идентичны, что говорит об изначальном циклическом предназначении каждой пьесы и неслучайности ее порядка и помещения в единый цикл. Кроме этого, все произведение пронизывает единство принципов внетональной аккордовой организации, преимущественно кварто-квинтовой, и вытекающая из этого опора в аккордике на септиму и нону. Это создает органичное единство сонорной природы цикла. Однако, несмотря на столь очевидную общность, «Тетрадь миниатюр» — это уникальный симбиоз контрастных техник и тенденций развития музыки того времени, в котором каждая пьеса имеет собственную концепцию и принципы формообразования.

Обилие целотоновых ладов и остинатных построений, колористичность и живописность пьес, их программность, безусловно, свидетельствуют об импрессионистических корнях музыки. Однако целотоновые лады соединяются с иными ладами, чередуются и превращаются в совершенно неповторимые звукоряды; остинатность не выражена буквально, это «колористическое остинато»; образы авто и карусели далеки от чисто импрессионистических. Все это — черты авторского воплощения неоимпрессионизма. В то же время точное следование определенным технологическим принципам в композиции и формообразовании, жесткость звучания, характерная для «серьезной» музыки того времени, подчас сложная ритмическая организация свидетельствуют о принадлежности стиля к конструктивизму. Однако произведение не ограничено только звукоизобразительностью и строгой рациональностью воплощения. Это живая музыка, волнующая, проникающая в сердце. И она не импрессионистически-отстраненная, она участвует, она — и объект и субъект одновременно. Экспрессивная сущность музыки выступает во всех пьесах на первый план.

Так, «Облака» кроме живописности таят в себе тонкие движения восхищенной души, пытающейся подняться и объять их вечно свободную безграничность. Пространственное разделение облаков и земной тверди выражено в многопластовости фактуры пьесы: гармонический «земной» пласт и мелодический «экспрессивный» в партии левой руки, а звукописный, «облачно»-колористический — в правой (пример 1).

Такая образная и функциональная полифоничность фактуры представляет определенную сложность для исполнителя. Чтобы понять символические процессы в мелодической линии среднего пласта, следует обратить внимание на направление ее движения. Душевное стремление ввысь, к облакам, выражается в постепенном и напряженном расширении тесситуры в сторону верхнего регистра, а невозможность к ним приблизиться — в преобладающем нисходящем характере мелодики. Форма пьесы, с одной стороны, передает непостоянство и изменчивость облаков, а с другой — четко организована в структурные последовательности и напоминает мозаику, искусно сложенную. Условно пьесу можно разделить на 3 части: с 1 по 27 такт, в которых экспонируются ее основные initio; с 28 по 43 такт, где возрастают экспрессия и подвижность среднего пласта и усиливается мотивная изменчивость верхнего, рисующего ртутную неожиданную смену формы и очертаний облаков; 44–60 такты — оригинальная реприза первого раздела, в которой композитор словно раскладывает мозаику формы в обратном порядке. Кульминация пьесы приходится точно на золотое сечение формы в 40 такте — характерная и удивительная черта большинства произведений Задерацкого! Короткое четырехтактовое заключение возвращает слушателя в состояние безмолвной созерцательности, оставляя в душе неутоленное желание почувствовать свободу, свежесть и нематериальность небесного мира облаков.

В мир осязаемый возвращает нас следующий номер цикла — «Авто». Концепция этой пьесы — в звукоизобразительности. Это и рев мотора, и резкие клаксоны, звучащие на смысловых границах формы, но более всего — это ощущение стремительного, азартного и всеохватывающего движения. Пьеса написана превосходным пианистом, поэтому предъявляет определенные требования к виртуозной оснащенности исполнителя. Некоторая монтажность сюжетной линии предполагает способность мобильно переключаться на разные типы фактур вследствие быстрой смены образов и насыщенной сюжетной событийности пьесы.

Пожалуй, самая таинственная и особенная пьеса «Тетради…» — это «Затаенное». Странное название, выбивающееся из общего ряда, необычная музыка. Много загадок оставил автор в этой пьесе. Что это — абстрактная зарисовка субъективного ощущения «затаенного» или определенные чувства и желания, погружение в иррациональность мира собственного подсознания? Емкость символизма и многозначность названия пьесы отражены в технике и в особом колорите, неопределенном, объемном, многогранном. Довольно диссонансный язык пьесы — это не только признак конструктивизма, учитывая экспрессивное главенство в стиле. Это тоже в затаенном — нечто угловатое, острое, жесткое и как бы лишенное чувств. Небезынтересным в данном контексте представляется тот факт, что цикл написан сразу после выхода из второго заключения. Но одновременно — в один из самых светлых моментов в жизни композитора, когда он получил разрешение переехать из Рязани в Москву. Однако не из глубокого ли затаенного чувства несправедливости судьбы родилась вопросительная интонация в кульминации пьесы в 27–29 тактах, к которой постепенно подводила вся драматургия «Затаенного»? (Пример 2).
Впрочем, это лишь предположение. Но очевидно, что решения проблемы, разрядки экспрессивной мощи кульминации нет, и после нее вновь звучит неизменное и непоколебимое трехтактовое построение — initio образа затаенного, будто и не было вопросов, развития, кульминаций. Форма пьесы довольно понятна, ибо все ее разделы начинаются одинаковыми трехтактами, в которых содержатся все элементы-ячейки, составляющие ткань ее фактуры. Обилие в произведении красочных аккордов в объеме ноны предполагает хорошее пальцевое растяжение рук. Фактурная и тематическая насыщенность пьесы может провоцировать исполнителя на чрезмерное динамическое интонирование. Однако следует помнить о ремарке композитора в начале — «углубленно». Это свидетельствует об интравертности художественных процессов. Более того, в отличие от других пьес, «Затаенное» относительно подробно расписана нюансами, и динамический «коридор», предлагаемый автором, простирается от pp до одного f, которое впервые появляется только в кульминации.

«Карусель», как и «Авто», бодрая, яркая, оптимистичная пьеса, наполненная шумным ярмарочным блеском. Характерный аллюзийный русский танцевальный тематизм, а также прямое цитирование русской народной «Соловей-пташечка» (пример 3), словно всплывающий из глубин подсознания в 32–34 тактах, будит в душе никогда не пережитые, но генетически сохраненные «воспоминания» о добром русском народном гулянии.

Программность пьесы неоднозначна. С одной стороны — звукоизобразительность карусели, ее стремительного кругового движения, с другой — карусель в смысле быстрой смены видимых образов и характеров. Пьеса построена на непрерывном контрастировании тематизма, фактуры, регистров, ладов и ритма. Кажется, противопоставления охватывают даже цвета клавиш: белое — черное! И при этом «Карусель» в смысле формы очень динамична и цельна. Границы ее структур, как правило, разделяются и соединяются одновременно резкими кварто-квинтовыми аккордами. Этот же принцип используется и в «Авто». Вообще обе пьесы близки концептуально, и задачи, которые приходится решать исполнителю, идентичны.
В заключение необходимо отметить, что все пьесы цикла могут исполняться как вместе, так и отдельно в совершенно различных программах. Например, «Облака» можно представить в программе с импрессионистами, «Затаенное» — в качестве глубокой и серьезной миниатюры в окружении других произведений философской направленности, а «Карусель» и «Авто» — замечательная находка, пьесы «на бис» для артистичного и виртуозного исполнителя!