Сверхмузыка во славу мира

20 лет фестивалю в Вербье…
«Тогда, в 1994 году, я и сам не представлял себе, что я создаю, — говорит Мартин Энгстрём, основатель и бессменный руководитель знаменитого фестиваля в швейцарском городе Вербье. — Мне хотелось устроить что-то вроде грандиозной вечеринки — в виде фестиваля. Первыми гостями на ней стали Зубин Мета, Юрий Темирканов, Кент Нагано, Миша Майский, Женя Кисин — в общем, вечеринка удалась». Сегодня затея Энгстрёма разрослась до масштабов одного из крупнейших летних музыкальных фестивалей. В июле он отметил 20-летие, и программа была по этому случаю особенно насыщенной.
На закрытии под управлением Кента Нагано звучали «Весна священная» Стравинского — к столетию со дня премьеры — и сочинение швейцарского композитора Ришара Дюбюньона «Полёт над Альпами», написанное по заказу фестиваля. А в первый вечер Шарль Дютуа дирижировал Девятой симфонией Бетховена, которой предшествовало новое сочинение Леры Ауэрбах «Во славу мира» — ещё один фестивальный заказ — для того же состава с хором и четырьмя солистами. В основе оратории — тексты на нескольких языках, в том числе фрагменты молитв крупнейших мировых религий; по-видимому, автор и публика верят в то, что грандиозность замысла и исполнительских средств гарантируют сочинению удачу ещё до написания. Однако на деле получилось вполне типовое гигантоманское полотно вроде симфонии «Воскрешение мёртвых» Алексея Рыбникова, которому едва ли суждена долгая сценическая жизнь.
Интернациональная команда солистов (Лиза Милн, Лилли Паасикиви, Павол Бреслик, Мэтью Роуз) пела в сопровождении Фестивального оркестра Вербье, созданного в 2000 году. В его составе — музыканты от 16 до 29 лет, с которыми на протяжении нескольких недель занимаются солисты ведущих мировых коллективов. Оркестром дирижируют маэстро топ-класса, в работе с которыми коллектив постоянно растёт. В нынешнем году, помимо Нагано и Дютуа, это Валерий Гергиев и Джанандреа Нозеда. Сегодня коллектив является, пожалуй, главной гордостью фестиваля. На протяжении нескольких лет его возглавлял Джеймс Левайн; под его управлением оркестр выступал в Москве осенью 2003 года. Столичное «оркестровое хозяйство» в ту пору лихорадило, как никогда; на этом фоне молодёжный оркестр, пусть даже и не имеющий постоянного состава, звучал особенно выигрышно.
В программе фестиваля нет оперы, хотя к юбилеям Джузеппе Верди и Рихарда Вагнера в концертном исполнении было представлено по одному акту из опер «Отелло» и «Валькирия» (дирижировал Валерий Гергиев). Нет и объединяющей темы — каждый волен искать ее сам. Для кого-то таковой станет фортепианное искусство — пианисты здесь среди солистов на первом месте: летом на фестивале выступали Менахем Пресслер, Юйцзя Ван, Итамар Голан, Мишель Берофф, Эмануэль Акс и многие другие. С «пианистической» темой тесно пересекается «русская» — музыкантов из России в Вербье всегда немало: за две недели здесь сыграли Григорий Соколов, Михаил Плетнёв, Юрий Башмет, Даниил Трифонов, Денис Кожухин, Евгений Судьбин, Михаил Мунтян — и это далеко не все. «Одному Богу известно, как случилось, что основой форума всегда были русские музыканты», — задумчиво говорит Мартин Энгстрём, выделяя Евгения Кисина и Мишу Майского как наиболее преданных друзей фестиваля.
Музыке нашей страны были посвящены многие программы; в одной из них звучали сочинения Щедрина, Вайнберга, Глинки и Шостаковича. Возрождение интереса к наследию Моисея Вайнберга достигло пика в 2010 году, когда композитору был посвящен фестиваль в Брегенце. Тогда же активизировались скептики, утверждавшие, будто Вайнберга скоро забудут вновь, а музыкантам он якобы неинтересен. Но один из лучших концертов минувшего фестиваля украсило его Фортепианное трио, исполненное отнюдь не из-под палки. Оно стало центром вечера русской музыки, где первую скрипку играл Дмитрий Ситковецкий — чуткий, властный лидер ансамбля, менявшего состав от номера к номеру.
Программу открыл Терцет Щедрина, где Ситковецкому составили компанию пианистка Хатия Бунятишвили и виолончелист Эдгар Моро. В 2011 году, когда 17-летний Моро занял II место на конкурсе Чайковского, он играл как исполнитель лет сорока с лицом юноши (и уже тогда казался самым перспективным с точки зрения будущего роста финалистом). Сейчас этого дисбаланса нет, и его виолончель звучит просто сногсшибательно. Терцет написан с характерным для Щедрина блеском, где недостаток цельности формы компенсируется эффектностью каждого эпизода в отдельности. В восторг привёл публику финал, где все трое весело запели «Соловей, соловей, пташечка», при этом играя музыку без тени веселья. Успех имело и трио Вайнберга, где помимо очевидных влияний Шостаковича и Прокофьева безошибочно слышен узнаваемый голос автора. За Альтовой сонатой Глинки последовал симфонических масштабов Третий квартет Шостаковича, где к Ситковецкому присоединились Борис Кушнир, Антуан Тамести и Гэри Хоффман.
После такой программы был необходим отдых и музыкантам, и публике, однако едва ли кто-то пожалел о том, что задержаться неожиданно пришлось ещё на час. Не уходя со сцены, Ситковецкий объявил о том, что в честь дня рождения Мартина Энгстрёма состоится небольшой концерт-сюрприз, и показал себя блестящим конферансье. На сцену выходили Эмануэль Акс, Готье Капюсон, Елизавета Леонская, Миша Майский и многие другие. Два номера звучали исключительно даже на этом фоне: 81-летний Дмитрий Башкиров, не выступавший больше года и, по его словам, без очков почти не видевший клавиатуры, с щемящей трогательностью сыграл «Мелодию» из «Орфея и Эвридики» Глюка. Гвоздём программы стало выступление Томаса Квастхоффа, полтора года назад прекратившего певческую карьеру: ради друга он сделал исключение и спел знаменитую Danny Boy.
Насколько безупречен с точки зрения вкуса был этот импровизированный концерт, настолько же обескуражило выступление Дэвида Аарона Карпентера двумя днями позже. Первоклассный альтист, Карпентер представил одну из сонат Хиндемита, продолжил серией танго Пьяццоллы и закончил двумя пьесами, автором которых значился некто Алексей Шор. Первая под названием «Транссибирский вальс» представляла собой фантазию на тему песни «Постой, паровоз», вторая — на тему «Мурки». После этого легче понять Гидона Кремера, в 2011 году по принципиальным соображениям отменившего приезд в Вербье; хотя и Кремер приложил руку к тому, что значительная часть публики считает милые, но легковесные танго Пьяццоллы серьёзным искусством. О том, как довести до его уровня легкую музыку, на закрытии фестиваля поведал Михаил Плетнёв. Сюиту для фортепиано и оркестра Александра Цфасмана он исполнил с редким достоинством, тактом и чувством меры. Жаль, что запись этого выступления не вошла в комплект фестивальных записей на 14 CD, выпущенный к 20-летию.
Центральным событием форума, в том числе и среди выступлений пианистов, стал концерт Григория Соколова, прежде не выступавшего в Вербье. Маэстро представил программу, которую до этого на протяжении полугода играл в различных европейских городах, в том числе в Санкт-Петербурге в июне. В нее вошли Четыре экспромта (D 899) и Три пьесы (D 946) Шуберта, соната «Хаммерклавир» Бетховена и шесть бисов — фактически ещё одно отделение: пять пьес Рамо и Интермеццо b-moll Брамса. Трёхчасовая, изматывающая и пианиста, и публику программа была представлена в зале Эглиз на 500 мест — вместимость явно в несколько раз меньше, чем у многих залов, где выступает Соколов, например, у Большого фестивального зала в Зальцбурге (эту программу пианист исполнял там ровно месяцем позже). Неудивительно, что зал был переполнен, в том числе членами фан-клуба Соколова, приехавшими в Вербье только ради этого концерта.
Писать о том, что концерты Соколова принципиально отличаются от выступлений любых других исполнителей, давно стало банальностью. Чем чаще читаешь и слышишь об этом, тем меньше веришь, однако факт: попав на концерт Соколова, ты получаешь новый экзистенциальный опыт — хотя в устах третьих лиц это и кажется преувеличением. Его Шуберт непохож на привычного Шуберта, не говоря уже о Бетховене. «Хаммерклавир» Соколова настолько опрокидывает представления об этой сонате, что на ум приходит неожиданное сравнение с Седьмой симфонией Малера в интерпретации Отто Клемперера, также не похожей ни на одно другое её исполнение. Концерт Соколова — событие до такой степени особенное, что практически ни с одной рецензией на него невозможно согласиться, а слова о том, что Соколов не играет, а разговаривает с Богом, представляются трюизмом, хотя это чистая правда.
Именно поэтому комментарии вроде «соната не вполне срослась, начало вышло смазанным» или «в игре пианиста сквозила отчётливая усталость» кажутся решительно неподходящими к событию такого масштаба, даже если принадлежат компетентным и опытным рецензентам. Как обычно, один из самых долгожданных моментов концерта Соколова — пьесы на бис. На сей раз это были фрагменты Сюиты D-dur Рамо — она целиком входила в программу, которую Соколов играл в прошлом сезоне. Найдя в YouTube записи этих исполнений, можно получить о них некоторое представление, хотя в случае Соколова запись уступает живому исполнению во много раз сильнее, чем почти у любого другого артиста. Стоит добавить, что этой интерпретации было бы справедливо предписать авторство «Рамо — Соколов»: не изменив в тексте ни ноты, маэстро настолько лишил его какой бы то ни было клавесинности и «присвоил», что получилась некая сверхмузыка, автора и эпоху создания которой не угадаешь, если не знаешь заранее. Концерт стал событием экстра-класса даже на суперзвёздном фоне юбилейного фестиваля в Вербье.