Европа: новый клавирный фестиваль
Берлин — одна из музыкальных столиц мира: первоклассные оркестры и оперные театры, высочайшая «плотность» концертного сезона, солисты и дирижёры из «высшей лиги», огромный интерес к новой музыке. Однако и в этой широчайшей панораме нашлась своя «лакуна»: в столице Германии никогда не было «своего» фортепианного фестиваля. Он появился лишь в 2012 году, и рождением своим обязан желанию и воле одного человека — англичанина Барнаби Уайлера, страстного любителя и знатока фортепианного искусства.
Барнаби Уайлер родился в 1975 году в Лондоне. Математик по образованию, несколько лет он работал в известных лондонских музыкальных магазинах, затем стал основателем звукозаписывающего лейбла «Prometheus Editions», специализирующегося на выпуске исключительно фортепианного репертуара. С мировой музыкальной сценой познакомился и в период работы в английском филиале фирмы «Harmonia Mundi». Переселившись в 2006 году в Берлин, он «не поверил своим ушам»: фортепианный мир, который он наблюдал и которым восхищался в Лондоне, в немецкой столице отсутствовал. Так Вайлер превратился в художественного руководителя нового клавирного фестиваля. Первый Berliner Klavierfestival состоялся летом 2012 года. Пять концертов — пять пианистов: Элисо Вирсаладзе, Бенджамин Гросвенор, Фредди Кемпф, Александр Таро, Стивен Хью. Все концерты — при аншлагах, хорошая пресса. В нынешнем году Уайлер повторил успех: в течение недели в Берлине выступили Марк-Андре Амлен, Бенджамин Гросвенор, Пол Льюис, Евгений Судьбин и Янина Фиалковска. Все концерты фестиваля проходят в Малом зале берлинского Konzerthaus (386 мест), а цены на билеты весьма демократичны — от 25 до 40 евро. В эксклюзивном интервью журналу «PianoФорум» Барнаби Уайлер рассказал о своём детище и его будущем.
— Берлин предлагает просвещённому и любопытному слушателю огромный спектр концертов, фестивалей, премьер. Почему Вы решили, что немецкой столице необходим ещё один фестиваль?
— Я с удивлением обнаружил, что многие пианисты, которых я слушал в Великобритании (и live, и на компакт-дисках), никогда не выступали в Берлине. Я подумал, что никто кроме меня их не пригласит. Форма фестиваля показалась мне более целесообразной, нежели «точечные» концерты. И практика двух прошедших фестивалей показала, что это действительно лучшая форма для экспонирования таких разных пианистических талантов.
— Для Вас существовал некий прообраз (например, один из европейских клавирных фестивалей) или Вы руководствовались исключительно собственным видением?
— Думаю, что было, скорее, влияние моего знания о клавирных фестивалях, потому что назвать конкретный пример я не могу. А что касается выбора участников и общей линии, то это, конечно, исключительное мое видение.
— Не могли бы Вы кратко изложить концепцию фестиваля?
— Моё глубокое убеждение: невозможно описать и с чем-либо сравнить ощущения, которые испытывает слушатель клавирабенда. Неважно, сколько CD с записями фортепианной музыки ты прослушал, лишь немногие из них приближаются к тому чуду, которое открывается на живом концерте. Именно эта идея и была главенствующей, когда я думал о концепции фестиваля.
Что касается выбора пианистов, то действительно — это те, кого я лично хотел бы услышать live. Я мог бы пуститься в банальные рассуждения: пианисты должны быть интересными, иметь собственный творческий облик и т. п. Но это всё слова, ибо каждый из нас имеет собственные музыкальные предпочтения. Перефразируя Малера, скажу: «Если бы я мог описать это словами, я не стал бы это сочинять»…
Что ещё важно: конечно, хороший зал. Я под этим понимаю подходящий масштаб (400, а не 2000 мест) и хорошую акустику для каждого слушателя. К счастью, такой зал в Берлине есть: это Малый зал Konzerthaus.
— Не планируете ли Вы расширить формат фестиваля, например, помимо сольных вечеров, проводить и камерные концерты?
— Посмотрим. У меня есть некоторые идеи, которые пока «зреют». Было бы неплохо сделать акцент на одном композиторе (например, в 2015 году — 100 лет со дня смерти Александра Скрябина); возможно, добавить к концертам мастер-классы.
— В чём секрет успеха одного фестиваля и неуспеха другого? Считаете ли Вы Берлинский фестиваль успешным?
— Я готов подарить 10.000 евро тому, кто действительно может ответить на первый вопрос. Конечно, мы очень зависим от спонсоров (без них не было бы фестиваля), но в конечном итоге, если при хорошем маркетинге публика всё-таки не приходит, организаторы мало что могут изменить. В свою очередь, если публики нет, то и спонсоры потеряют интерес, а значит — фестиваль умрёт. Мы пока живы! И мне приятно, что практически все билеты на фестивальные концерты были проданы.
— Существует мнение, что клавирабенд как жанр становится всё менее популярным, публика предпочитает концерты с оркестром. Так ли это?
— Возможно, хотя это не позволяет пианистам зарабатывать на концертах с оркестром больше, чем на сольных вечерах. Однако это неизбежно играет большую роль в становлении их карьер (великий Григорий Соколов — исключение).
На мой взгляд, концерт с оркестром — это «мертвый формат». Я знаю столько ужасных историй о дирижёрах, не обращающих внимания на сольную партию в концерте или сокращающих репетиционное время до минимума. Один пианист рассказывал мне, что единственная репетиция концерта с оркестром длилась… шесть минут! Поэтому я больше не хожу слушать концерты для фортепиано с оркестром — о какой интерпретации тут может идти речь? Конечно, не все дирижёры таковы, но как об этом может узнать «простой» слушатель, не посвящённый в закулисную жизнь?
Публика до сих пор с удовольствием ходит на концерты с оркестром, особенно на «шлягеры» (Первый Чайковского, Второй и Третий Рахманинова), бурно аплодирует в конце, даже если творческий результат был ниже среднего; дирижер пожимает руку пианисту — за хорошо сделанную «совместную работу». Часто это первый момент, когда маэстро заглядывает солисту в глаза…
Для меня сольный концерт — истинный король. Это настоящая индивидуальная интерпретация, это борьба один на один со сценой, никаких компромиссов. Для неподготовленного слушателя это может показаться чересчур интенсивным, слишком много «одного и того же» звука. Некоторые мои знакомые пришли на концерты фестиваля потому, что я пригласил их лично. Это был для них первый опыт посещения клавирабенда, но, как они позже признавались мне, опыт яркий и запоминающийся.
— Лауреатов каких фортепианных конкурсов Вы готовы пригласить, не зная их фамилий (то есть, не зная итогов конкурса, а лишь доверяя его престижу)?
— Никаких. Во всяком случае, успех на конкурсе не является предусловием участия в нашем фестивале. Когда игра на фортепиано стала спортом? Кто бы смог стать лауреатом, если бы на одном конкурсе выступали Рихтер, Гульд и Софроницкий? Играл бы Софроницкий слишком свободно и «слетел» с первого тура? А если бы все трое стали лауреатами, помешала ли кому-то из них третья (а не первая) премия? Я убеждён, что конкурсы разрушают фортепианное искусство. Не знаю, какова альтернатива для молодых пианистов, чтобы заявить о себе, но она должна быть. И вышеназванные гении своей славой обязаны отнюдь не конкурсам…