— Сколько я помню себя, я всегда играл на фортепиано. Мне кажется, я начал играть на рояле раньше, чем научился читать и писать. В пять лет я поступил в Венскую академию, а в 11 лет — дебютировал в Вене с Первым концертом Бетховена. У меня были фантастические учителя, и в дальнейшем моя карьера развивалась очень постепенно, шаг за шагом.
— Это особенно важно слышать сегодня, когда многие считают, что карьера музыканта должна взмывать, как комета, особенно подобные ожидания распространены в отношении конкурсов…
— Сегодня можно сказать, что я на сцене уже 45 лет. И все шло постепенно и по нарастающей. И до сих пор так идет. А если ты неожиданно взлетел — можешь так же неожиданно свалиться вниз.
— Что способствует неуклонному росту?
— Серьезная работа, это самое важное. Для юного музыканта опасно стать сенсацией. Потому что повторить эту сенсацию уже невозможно, такое происходит только однажды.
— Что в Вашем понимании означает «серьезная работа»? Все музыканты, наверное, уверены, что работают серьезно, ведь труд исполнителя в любом случае нелегкий.
— Мы сейчас говорим о пианистах, да? Так вот, серьезная работа не имеет ничего общего с сидением по 6 часов за роялем за разучиванием какого-то пассажа. Серьезная работа может происходить только в голове музыканта, в его мозгу. Только там идет работа над произведением, над постижением стиля композитора. Когда я сижу и занимаюсь, весь мой организм задействован ровно так, как будто бы я на сцене, я не отдыхаю во время занятий, наигрывая какие-то куски. Это не нужно вообще. Единственное, что важно — чтобы вся концентрация энергии, мысли и чувства ушла в палец, а не осталась в ненужных телодвижениях.
— Вы известны тем, что много изучали, в частности, музыку венских классиков: Бетховена, Моцарта, Гайдна…
— Да, это был, возможно, самый решающий период моей профессиональной жизни, предопределивший мое будущее, когда я сыграл и записал все сонаты Гайдна. Мне пришлось досконально изучить тогда гайдновскую артикуляцию, фразировку. Этот опыт, в свою очередь, позволил мне подойти и к Баху, и к Шопену, и к Гершвину, и к Рахманинову. Изучение Гайдна стало моими университетами. Черни — университет для пальцев, а Гайдн — университет для мозгов.
— То, что Вы сейчас говорите, отличается от того, о чем думают и рассказывают многие музыканты — о концертах, турах, программах, партнерах…
— Без такой работы долго в музыке не протянуть.
— Трудно ли готовить и играть серии концертов, охватывающие ВСЕ бетховенские сонаты, ВСЕ концерты Моцарта и т. д.?
— Что Вы имеете в виду? Сонаты Бетховена, так же как и концерты Моцарта, проходят через всю жизнь музыканта.
Фортепианные сонаты Моцарта, к слову, не так хороши (поймите меня правильно, я сравниваю Моцарта только с Моцартом!), как, скажем, его квартеты или скрипичные сонаты. Моцарт писал сонаты для своих учеников, в то время как концерты он писал для себя самого в течение всей жизни, как и Бетховен свои Сонаты — с опуса 2 по опус 111 плюс Диабелли-вариации. Изучая и глубоко зная эту музыку, можно почувствовать, в каком состоянии, настроении был композитор в тот или иной момент жизни: влюблен, счастлив, несчастлив и т. д.
— Это важно для Вас?
— Да, конечно! Если Вы много читаете о композиторе, Вы знаете о его частной, личной жизни, то, чем он был занят в течение дня.
— Вы играете очень непосредственно и просто, то есть просто для слушателя, а под этой кажущейся простотой есть много слоев…
— Я играю только то, что написано в нотах. Я всегда говорил своим студентам: играйте то, что написано в нотах. Ноты — ваш лучший учитель. В этом все дело. С другой стороны, может показаться, что это просто, но чем больше ты знаешь о музыке, о композиторе, тем свободнее ты себя чувствуешь. Только знания дают свободу. Я не мог бы играть так свободно, если бы в моей голове не было этого знания. Это, может, и выглядит просто, но на деле это совсем не так для меня.
— Вы преподаете сейчас?
— Я больше не преподаю, я долгое время преподавал в Базеле и очень любил это, но теперь я имею возможность сконцентрироваться только на своей работе как пианист и еще я занимаюсь фестивалем в Графенегге, это тоже большая часть моей сегодняшней жизни.
— Расскажите, пожалуйста, об этом фестивале, о том, как он начинался.
— В Графенегге, расположенном в нижней Австрии, находится историческое поместье графской семьи Меттерних. Эти места всегда были средоточием культуры. И поэтому не случайно у австрийского Правительства возникла идея сделать фестиваль именно в Нижней Австрии. Мне несколько раз предлагали его возглавить, но я каждый раз отказывался, так как я перфекционист и могу делать что-то только при условии, что все мои идеи будут иметь шанс воплотиться в жизнь. Это стало возможным в Графенегге. Там построили один из лучших в мире Open Air на 1700 мест, где выступали Валерий Гергиев, Зубин Мета, Рене Флеминг. Его моделью стал Григ-театр. Без преувеличения, акустика у нас такая, что в последнем ряду слышно каждое слово, сказанное на сцене. Затем я сказал, что мне нужен концертный зал — построили фантастический Аудиториум, и теперь у нас уже есть две сцены в Граффенеге. И последнее. Я, как перфекционист, поставил задачу приглашать только самых лучших исполнителей со всего мира. Посмотрите на программу этого года: два концерта Филадельфийского оркестра, Питтсбургский оркестр, Концертгебау, Венские филармоники, Оркестр де Пари, Пааво Ярви, Гергиев дважды, Кливлендский оркестр… Вот такой уровень.
— Подобный фестиваль требует колоссального бюджета…
— Конечно; бюджет формирует Правительство Нижней Австрии с участием частных спонсоров. Плюс доход от продажи билетов. Фестиваль ежегодно посещает около 30.000 слушателей. Первый год был самым сложным. Тогда приехали Валерий Гергиев, Рене Флеминг, Альфред Брендель, многие прекрасные артисты, они дали фестивалю прекрасный старт.
— Какова главная идея фестиваля?
— Ее можно сформулировать так: элита музыкального мира в Графенегге. Мои личные пристрастия вторичны, главное, чтобы музыканты, находящиеся на вершине музыкального Олимпа, могли играть в Графенегге. Я не приглашаю на фестиваль своих друзей, я приглашаю только лучших музыкантов мира. Я думаю, что сегодня это, возможно, лучший фестиваль такого рода в Европе и во всем мире.
Автор выражает искреннюю признательность Вере Степановской за помощь в организации интервью и Ирэне Гульзаровой, ученице Р. Бухбиндера, за неоценимую помощь и предоставленные материалы.