Безостановочный поток современной музыкальной жизни, кажется, оставляет мало возможностей для раскрытия глубоко индивидуальных устремлений пианистов. Тем не менее, некоторым исполнителям удается и в этих условиях твердо следовать собственной личностной позиции, подчас вопреки веяниям моды и требованиям усредненного вкуса; в конечном итоге, именно их творчество и оказывается наиболее ценным и глубоким явлением в наше суетное для искусства время. К числу таких музыкантов бесспорно принадлежит Юлия Рябова, чей сольный концерт состоялся 25 октября в Концертном зале им. Мясковского Московской консерватории.
Яркая индивидуальность этой пианистки выражается во многих аспектах: во-первых, она — композитор и исполнитель в одном лице. Естественно, что на фортепианном «почерке» Юлии Рябовой лежит печать двойственной природы ее музыкального таланта. Репертуар ее достаточно широк и включает в себя сочинения различных стилевых на-правлений, однако его подлинные жемчужины — это произведения композиторов XX века, многие из которых незаслуженно забыты в наши дни; особенное внимание в этой сфере уделяется отечественным авто-рам. Важно подчеркнуть, что сама Юлия Рябова училась композиции у профессоров Альберта Лемана и Татьяны Чудовой: вероятно, наличие таких наставников во многом и предопределило репертуарные устремления исполнительницы.
Не стала в этом аспекте исключением и программа московского концерта, которая включала в себя сочинения композиторов XX века, в том числе и редко исполняемые: «Детскую тетрадь № 1» ор. 16 М. Вайнберга, «Сочувственные попевки» А. Лемана, фортепианную сонату Г. Кляйна, три прелюдии и фуги из знаменитого цикла В. П. Задерацкого и, наконец, Вторую сонату Д. Д. Шостаковича. Программа была весьма удачно выстроена как в стилистическом, так и в содержательном аспекте. Отметим и концептуальный посыл: концерт назывался «Отражение времени», и подразумевалось здесь отражение трагического XX века
в судьбах и в творчестве представ-ленных композиторов: вспомним, что В. П. Задерацкий, М. Вайнберг и Г. Кляйн были репрессированы, последний погиб в нацистском концлагере.
Первым сильным впечатлением концерта стала Детская тетрадь № 1 Мечислава Вайнберга. Сочинение это, безусловно, совсем не «детское», несмотря на сознательное упрощение композитором фактуры и технических приемов. Юлии Рябовой, кажется, удалось «схватить» в интерпретации очень верную интонацию: сочинение прозвучало удивительно искренне и открыто, именно с тем трогательным миросозерцанием, с каким мы обыкновенно ассоциируем детские годы. В то же время, пианистке удалось передать и скрытый трагизм цикла, тревожную хруп-кость, зыбкость его звуковых миров. Отдельно стоит отметить звуковую «работу», которой, к сожалению, в музыке подобного стиля нередко пренебрегают. Изобилие тонких оттенков, выверенные звуковые пласты доставили автору данной рецензии как музыканту истинное наслаждение.
Не менее убедительными в трактов ке Юлии Рябовой были и два других малоизвестных сочинения: Соната Г. Кляйна и «Сочувственные попевки» А. Лема на. Соната Кляйна производит особенное впечатление в контексте истории ее со-здания. Дело в том, что сочинение написано в 1943 году, незадолго до смерти, когда композитор уже несколько лет находился в нацистских концлагерях. Страшно представить, в каком моральном состоянии пребывал Кляйн в момент написания данного произведения. Эта музыка — опыт интеллектуального «отстранения» от ужасов окружающей действительности, погружение в мир «чистого» искусства вне сильных эмоциональных переживаний. Пианистке удалось убедительно передать дух этого сочинения, оно пронеслось будто бы «на одном дыхании», несмотря на очевидную сложность и интеллектуальную насыщенность стиля.
Вторая соната Шостаковича стала единственным «репертуарным» сочинением в программе. Это масштабное, протяженное музыкальное полотно требует от исполнителя исключительной выдержки и предельной концентрации сил. Пианистка трактует эту сонату в духе рассмотренного выше сочинения Кляйна, подчеркивая интеллектуальный, отстраненный «вектор» ее содержания. Такая интерпретация звучит необычно, особенно в контексте традиционных исполнительских взглядов на музыку Шостаковича. Тем не менее, на наш взгляд, соната прозвучала в сравнении с блестящими трактовками опусов Вайнберга и Кляйна несколько менее убедительно. Представляется, что Юлии Рябовой все же не в полной мере удалось целостно «охватить» это сочинение, раскрыть его музыкальную логику от первой до последней ноты.
Три прелюдии и фуги В. П. Задерацкого (C-dur, a-moll, G-dur) из его знаменитого цикла «24 прелюдии и фуги» вновь раскрыли пианистку как яркого, убедительного интерпретатора. Отрадно, что выдающийся полифонический цикл с каждым годом расширяет свое «присутствие» в повседневной музыкальной жизни: еще двадцать лет назад о его существовании был осведомлен лишь узкий круг специалистов, сейчас же прелюдии и фуги с успехом звучат в различных концертных залах по всему миру. Трагические обстоятельства создания этого цикла, написанного репрессированным композитором в колымском лагере, роднят его с Сонатой Крейна, но по своему творческому «модусу» эти сочинения совершенно противоположны. Прелюдии и фуги Задерацкого — это не отстранение от ужасов окружающей действительности, а, наоборот, торжество искусства, торжество Жизни вопреки происходящему вокруг. В своей интерпретации Юлия Рябова особенно ярко подчеркнула именно этот жизнеутверждающий мотив цикла: представленные три прелюдии и фуги прозвучали как гармоничное единение чувственно-го и интеллектуального. Отметим, что пианистке удалось убедительно передать исключительно богатую стилистическую палитру музыки Задерацкого: здесь были и явные «отсылки» к Баху, и неоромантические черты, и яркий, новаторский дух модерна.
В заключение хотелось бы посетовать на малое число слушателей, пришедших в этот замечательный вечер в Зал им. Мясковского. Жаль, что многие отечественные меломаны предпочитают посещать концерты с «заигранными» программами, из-бегая интеллектуальных усилий, неизбежных при открытии новых для себя сочинений. Миссия, которую взяла на себя Юлия Рябова, — возвышенная и сложная одновременно; надеемся, что благодаря самоотверженному труду пианистки забытые шедевры XX века займут подобающее им место в репертуаре современных музыкантов и в сердцах слушателей.