А.Б. Гольденвейзер. Литературное наследие. Воспоминания
Ред.-сост. Е. Гольденвейзер, А.С. Скрябин, А. Николаева. М., «ДЕКА-ВС», 2009. 560 с., фотовкладка: 8 с.
10 марта 2010 исполнилось 135 лет со дня рождения Александра Борисовича Гольденвейзера (1875—1961). Великий артист, педагог, профессор и дважды (в 1922—24 и 1939—41) директор Московской консерватории (в которой он преподавал 55 лет!), Гольденвейзер стал одной из главных фигур отечественного пианизма за всю его историю. Его педагогика сочетала опору на объективные закономерности с отсутствием собственно метода в узком, догматическом смысле. Гольденвейзер не признавал единого «лекала» для всех, — потому из его класса вышли такие разные пианисты, как Самуил Фейнберг и Григорий Гинзбург, Роза Тамаркина и Татьяна Николаева, Дмитрий Башкиров, Дмитрий Паперно, Лазарь Берман…
Дни Гольденвейзера, прошедшие в Москве с 9 по 18 марта, — это концерты, мастер-классы, научные чтения. Их центр — знаменитая Музей-квартира профессора на Тверской, 17, за 55 лет своего существования ставшая таким же «намоленным» московским местом, как и музей-квартира Александра Скрябина в Николопесковском переулке.
Но при всей важности гольденвейзеровских празднований, одно из главных событий юбилейного года случилось чуть раньше: вышла книга, открывшая нам другого А.Б. Силу ее необыкновенного воздействия лучше понять, задав себе вопрос: что главное мы знали о Гольденвейзере и от кого мы это знали? Профессор прожил долгую жизнь, до последних дней он, что называется, находился в музыкальном процессе. Его последние прямые ученики застали А.Б. очень молодыми людьми. И конечно, он был для них живой легендой. Кажется, именно этот искренний взгляд снизу вверх, это неподдельное почитание сформировали и донесли до нас образ человека, знавшего все, вся и всех, несколько старомодного и «застегнутого». Образ существовал довольно долго, и даже публикация дневников его не поколебала.
Нынешний том без преувеличения — новый этап понимания Гольденвейзера: никогда еще фигура русского музыканта не представала столь близкой, психологически детализированной. Весь том делится на две части. Вторая из них — мемуары о современниках, преимущественно музыкантах: среди них как коллеги Гольденвейзера по консерватории и, в широком смысле, по московской музыкальной жизни, так и выдающиеся артисты конца XIX–первой половины ХХ веков. Ряд мемуаров публиковался в различных сборниках, вышедших за последние три четверти века, по большинству — с купюрами, ныне «открытыми».
Эта вторая часть книги, безусловно, представляет огромную ценность. И все же главное открытие — часть первая, никогда не публиковавшиеся воспоминания о годах детства и юности, главным образом, прошедшей в Кишиневе и Москве. По собственному признанию Гольденвейзера, образцом для него были мемуары князя Ивана Долгорукова («Капище моего сердца, или Словарь всех тех лиц, с коими я был в разных отношениях в течение моей жизни»; М., 1890). В знаменитом Толковом словаре Д. Ушакова «капище» определяется как языческий храм или — в переносном смысле — место служения чему-нибудь; по словам Долгорукова, «сердце подобно храму, в котором многих богов прославляются изображения».
Самое поразительное свойство воспоминаний — их полнота, объемность и невероятное внимание к деталям. Практически любой факт обрастает многочисленными подробностями из прошлого, настоящего и будущего. Описывая людей, с которыми он общался (к примеру, товарищей по играм, соседей, соучеников), профессор вспоминает об их семьях, сестрах, братьях, будущих женах и мужьях, почти всегда указывает, что стало с той или иной ветвью семьи. Повествуя о московском быте, не просто перечисляет семейные жилища, но и рассказывает о домах, переулках, улицах, бульварах, парках, площадях; учебных заведениях, — не забывая указать, что с ними стало, что «сейчас» на этом самом месте и т.д. Из мемуаров мы узнаем о московском освещении, водопроводе, архитектуре и типе застройки; иногда выхватывается целый пласт истории отдельно взятой улицы (к примеру, Остоженка или Пречистенка). Память объемна, предметна и, в то же время, неповторимо личная: в одном авторе как бы сосуществуют историограф, краевед, исследователь, свидетель. Как результат — записки Гольденйвейзера имеют еще и выдающееся краеведческое значение, напоминают о таких шедеврах, как «Старая Москва» Михаила Пыляева.
В появлении мемуаров Гольденвейзера трудно переоценить роль нескольких людей. Прежде всего, это упомянутая вторая жена музыканта, Елена Гольденвейзер. «Рукопись создавалась фрагментами, отрывками [в основном, с конца 1930-х по конец 1940-х]; одни эпизоды Александр Борисович диктовал, другие писал сам. В результате возникали повторы, перескоки, неожиданные обрывы. То есть это были всплывающие в памяти образы, картины, характеры, рассказанные и зафиксированные как отдельные кадры. Собственно, законченного жизнеописания не получилось… Составителем была сделана попытка бережно собрать разрозненные фрагменты, восстановить логическую связь событий, найти неожиданные «включения», а также резкие обрывы, и воссоединить их в единое целое. При этом возникали неизбежные внедрения в авторский текст; однако они минимальны; язык и стиль Александра Борисовича полностью сохранены» (Е.Г.). После смерти Елены Ивановны (1998) работу над книгой продолжили Александр С. Скрябин и Анна Николаева. Им же, вместе с Юлией Пушкиной, принадлежат великолепные комментарии.
В приложениях приведены несколько документов, расширяющих и дополняющих мемуары Гольденвейзера: это воспоминания его первой жены, Анны Алексеевны (урожденная Софиано) об А.Н. Скрябине; два письма будущей матери музыканта Варвары Щекотининой его будущему отцу Борису (до крещения — Рувиму); страницы воспоминаний любимой племянницы А.Б., Натальи Гершензон-Чегодаевой; автобиография А.Б. и ряд сведений, зафиксированных его второй женой, а также списки оригинальных музыкальных сочинений и тех, что вышли под редакцией Гольденвейзера.
«И в этот час, который краток,/Душой измученной зову —/Явись, продли еще остаток/Минут, мелькнувших наяву», — строки Александра Блока, ставшие эпиграфом воспоминаний. Составителям книги, безусловно, удалось не просто продлить гольденвейзеровские минуты, но и, в некотором смысле, сделать его нашим современником.
