Переступая грань десятилетий

Мы прощаемся с первым десятилетием XXI века. Кажется, что в ходе минувшей декады лет мы изжили в себе чувство принадлежания к прошлому столетию и ощутили себя людьми нового века. Мы в плену его открывающихся «нано­возможностей», навигационных систем и космических перспектив, новых предложений в области коммуникации, генной инженерии и многого другого, что рождается прямо сейчас и пробуждает в нас чувство ожидания, подчас тревожного и мистически напряженного. Но главное — мы осознаем, что вступили в эпоху окончательно победившей глобализации. Для нас это означает переход в новый «культурный эон», осознание бесповоротно сложившегося раскола в культуре. Собственно, все это перетекло в наше время из века минувшего, конец которого ознаменовался возникновением чувства перехода. Уже тогда раздались голоса о некоей «пост­культуре», главным знаком которой является оставленность Духом, о том, что эта самая «пост» и есть все наше новое духовное (читай — внедуховное) пространство.

Соглашаясь, не соглашусь. Искусство — первый и самый яркий репрезентант культуры. Все, кто занят в искусстве, лучше других чувствуют не уход Культуры из сферы человеческого бытия, а только лишь отступление ее на свои, кажущиеся незыблемыми позиции. Да, целостная культурная ситуация сигнализирует о стабилизации раскола, о возникновении «культурных полюсов», магнитная напряженность которых измеряется разными параметрами. В случае с «пост» это параметр массовости и тенденция к всеохватности. В случае с Культурой — это параметр вечности и тенденции к избранности. Очевидны и разновесомость, и разнонаправленность того, что расположено «по краям». В среде создателей того, что мы относим к масс­культуре и к культуре «генной», не родилось стремление к общению. Однако переходные формы искусства существуют, поскольку пользователи культуры (к коим, по сути, относится все человечество) живут в целостном культурном пространстве и открыты для контакта со всеми формами искусства. Это предопределяет поиск «середины», что отнюдь не смягчает раскола, а скорее подтверждает его завершенность.

В нашем журнале мы, прежде всего, отслеживаем феномены в искусстве интерпретации. Концертирующий пианист — наш первый главный герой. Но не единственный. Творцы­сочинители, педагоги, строители музыкальных инструментов и мастера — все они наши герои. Однако искусство интерпретатора сегодня — главная манящая сила для тысяч и тысяч тех, кто тяготеет к большому искусству и его фортепианной ветви в частности. Тысячи любителей и ценителей музыки собираются в самых больших залах разных городов на фортепианные вечера с участием подлинных виртуозов.

Новые тенденции в искусстве интерпретации возникают так же, как и в любом творчестве. Но если новые черты в сочинительстве очевидны в силу изменений в музыкально­грамматических основаниях, то эволюции в интерпретационном поле трудно уловимы (в плане определения неких общих тенденций). Сочинитель ищет в себе. Исполнитель — в пространстве веков. Сочинитель (если он подлинный творец) светится очевидной для всех индивидуальностью, налагающей «печать узнавания» на все жанры. Исполнитель по­разному вносит «свое» в произведения, принадлежащие разным художественным эпохам и индивидуальным стилям. Исполнитель должен быть «многоликим», ибо представляет многоликость художественной истории. И все же крупнейшие исполнительские фигуры оттого и признаются крупнейшими, что обладают некими «сквозными» чертами, чем­то единым, пронизывающим отношение к самым различным стилям. Но даже «крупнейшие» способны обнаруживать полярные контрасты в ходе личностной эволюции, контрасты в индивидуальных подходах к одному и тому же явлению. (Вспомним хрестоматийное противопоставление трактовок Г. Гульдом «Гольдберг­вариаций» И. С. Баха).

Крылатое слово Альфреда Шнитке «полистилистика» становится сегодня своеобразным индексом в сфере сочинительства. Это понятие, в большей мере принадлежащее «теоретической интуиции», естественно вовлекается в аналитическую технику рассмотрения всевозможных стилевых синтезов современной композиторской практики. Если же попытаться с помощью этого индекса представить целостную картину современного музыкального творчества, то здесь «полистилистика» встает на место привычной эклектики, которая, главенствуя сегодня, меняет и масштаб присутствия, и семантический вектор.

А что же творчество в области исполнительского искусства? Оно тоже «полистилистично»? Безусловно. Но грани тонких различий порою, как говорилось, трудно уловимы. Однако некоторые вполне ощутимые и различные тенденции могут быть обозначены. Тут придется снова вспомнить главное обстоятельство нашей жизни — глобализацию. Мы обсуждаем пианизм — сугубо европейское порождение, поэтому в потоках взаимовлияний мы высматриваем лишь то, что символизирует внедрение европейских универсалий в жизнь иноконтинентальных пространств. Огромная Азия — от Кореи до Индонезии — оказалась плененной прелестями европейского пианизма. Современный Китай производит клавишных инструментов больше, чем вся Европа, а количество обучаемых игре на фортепиано исчисляется миллионами. Азиатские концертные инструменты по качеству давно уже «подтянулись» к европейским и американским, а на международных конкурсах ежегодно добрая треть лауреатов — представители азиатских стран. К европейскому корпусу концертирующих пианистов примкнул мощный отряд азиатских виртуозов. Это явление достойно отдельного изучения. Сейчас лишь выражу мысль о том, что названное явление стало одной из причин утверждения конкретных тенденций в современном исполнительстве. Тех, которые связаны с крайней активизацией виртуозно­технического фактора. Человеку, взраставшему в сугубо неевропейском культурном контексте, почти невозможно слиться с глубинными течениями океана идей, смысловых значений и откровений, выраженных в великой совокупности классического фортепианного наследия. А именно оно, и только оно, являет основу и учебной, и концертной репертуарных сфер современных азиатских пианистов. Большинство из них преодоление ментальных преград увидели в той самой акцентной активизации виртуозно­технической стороны пианистического искусства и привнесении, условно говоря, «развлекающего» фактора в академический концертный процесс. Поскольку пианисты из Азии — явление весьма весомое, в ходе глобализации возникает момент обратной связи: искусство новых многочисленных лауреатов‑победителей впечатляет мир, который невольно проникается магией «чистого» мастерства. На последнем шопеновском конкурсе в Варшаве Белла Давидович на вопрос о том, что нового возникает в интерпретационных подходах, вздохнув, сказала: «Играют все быстрее и быстрее».

Виртуозное начало и даже «виртуозничанье» родилось давно, в раннеромантические времена, когда музыка лишь начала выходить из салонов. И позднее виртуозный блеск постоянно высвечивался, как свет «обольщения» из глубин композиций, в основе которых — сокровенные догадки о человеческих смыслах. Да и сама сфера виртуозного доминирования не ушла, сохранившись (по сути, замкнувшись) в определенном репертуарном круге. Здесь лидируют разного рода транскрипции. Особенность нашего времени в том, что «виртуозное доминирование» вышло из своего традиционного репертуарного круга и стало проникать всюду, увлекая внимание слуха в сторону магии «виртуозно недостижимого». А в результате — в сторону от тех самых глубин и догадок, которыми так богато фортепианное наследие. Порою привнесение «развлекающего» момента в академический концертный обиход приводит к достижению той самой «середины» между культурными полюсами, которая огромному числу потребителей искусства сегодня представляется «искомой величиной». Китайские мастера, быть может, лидируют здесь…

Но все эти слова — не более, чем размышления, не подкрепленные детальным анализом глобальной пианистической ситуации. Как и прежде, имена, достигающие уровня исторической фиксации, существуют. В их искусстве заложены все возможности, но путь к индивидуальному самовыражению они прокладывают именно в глубинах смысловых богатств, двигаясь сквозь золотоносные пласты содержательных откровений. В этом смысле очевидна «поли»­стилевая природа целостной современной картины тенденций в области фортепианного исполнительства. К тому же она усложняется поисками индивидуальных решений в преломлении обеих тенденций, слияниями тенденций, а также новыми репертуарными предложениями, рожденными ХХ столетием и в наше время.

Воистину, большое видится на расстоянии. Музыка ХХ века имеет гораздо большие накоплений, достойных быть вовлеченными в большую концертную жизнь, чем тот (почти постоянный) круг авторов и сочинений, попадающих на афиши. Поэтому мы и открыли рубрику наших «репертуарных акцентов», в которой основное место отведено новой музыке, включая и ту, что создана несколько десятилетий назад. Она видится «новой» и потому, что опирается на возникшие в ХХ столетии музыкально­грамматические основания, и потому, что оказалась «не рассмотренной», «не увиденной» и уж конечно не услышанной, прежде всего, в среде исполнителей, определяющих большую концертную жизнь. Не услышана она до сего дня и слушателями. А «расстояние» для рассмотрения созданного в ХХ веке возникло. И вместе с ним возникла необходимость «трансфокационного» приближения этих нераспознанных богатств.

Мы вступаем во второе десятилетие ХХ века. Мы восклицаем: «Dona nobis pacem!». Мы — это все человечество. И мы не только восклицаем, но и действуем. Наша Россия сегодня соседствует с объединенной Европой, погасившей грозную внутриевропейскую агрессивность. Экономическая глобализация — также залог стабилизационного уложения планетарной жизни. Наше удивительное искусство, сохранившее себя в новой демографической и культурной ситуации, не может не обрести новых форм существования. Одно только совершенствование звукозаписи дает человечеству возможность сохранения необычайной ценности — великих исполнительских воплощений. Звукозапись меняет всю образовательно­просветительскую концепцию, кардинально расширяя пути вхождения в информационное поле искусства. Постараемся же воспользоваться новыми возможностями, предоставленными нам открытиями современного мира, позволяющими равно и сохранить великое богатство традиции, и двинуться к иным представлениям и образам. Мы понимаем, что все возникающие оттенки и тенденции в нашем деле обусловлены реалиями развивающегося мира, имеют свое оправдание и смысл. Пожелаем же нам всем в Новом году и в новом десятилетии максимальных результатов в деле культурного созидания, которое возможно только в ситуации продленного мира на планете Земля.