Что мы знаем об Александре Ильиче Зилоти? Родственник С. В. Рахманинова, некоторые свои сочинения Рахманинов ему посвятил. Пианист, как будто и дирижировал… Всё! Между тем, Александр Зилоти был выдающимся музыкантом своего времени, времени расцвета русской музыкальной культуры конца XIX — начала XX века.
В многогранной деятельности Александра Ильича Зилоти — пианиста, дирижёра, автора транскрипций и переложений, редактора, организатора, создателя концертной организации «Концерты А. Зилоти», общественного деятеля — значительное место занимала педагогика. О педагогической деятельности в литературе о Зилоти почти не упоминается, только в связи с учёбой и окончанием курса специальности у него С. Рахманинова. Возможно, это связано с тем, что Александр Ильич преподавал в Московской консерватории в течение всего трёх лет (1888–1891). Между тем, к педагогической работе он обращался на протяжении всей жизни, официальный стаж составляет двадцать лет. Через его класс прошло около 70 учеников, среди которых такие известные в России и за рубежом музыканты, как С. Рахманинов, К. Игумнов, А. Гольденвейзер, Л. Максимов, М. Блицстайн, Е. Истомин и др.
В определённый период жизни Александр Ильич ставил педагогику на первое место в своей профессиональной деятельности.
Первый педагогический опыт Александр Ильич получил благодаря Н. С. Звереву, который, доверяя своему ученику, просил Зилоти давать уроки за него во время болезни. С 1899 г. Зилоти был почётным руководителем и наблюдателем по музыкальной части в Мариинском женском училище, сменив на этом посту своего учителя Н. Г. Рубинштейна. С 1888 по 1891 — профессор Московской консерватории. Позднее, по отзывам современников, он давал частные уроки, к нему обращались как к известному, именитому пианисту, и Зилоти, с одной стороны, «по мягкости характера», не мог отказать, а с другой, у него было желание помочь талантливой молодежи. После эмиграции в Америку с 1925 г. по 1942 г. Зилоти преподаёт в Джульярдской Высшей школе музыки.
Это то, что известно фактически о педагогической деятельности Зилоти. Учитывая же масштабы и разнообразие художественных устремлений большого артиста, невозможно переоценить влияние его личности на формирование и развитие творческого потенциала окружавших его музыкантов. Это особенно ярко проявилось, когда он начал устраивать свои собственные концерты — «Концерты А. Зилоти» (с 1903 г.). К числу известных и неизвестных воспитанников Зилоти следует отнести также и оркестрантов, и артистов хора, и солистов — инструменталистов и вокалистов, совместно с которыми Зилоти готовил и проводил концерты. Он был для них не только партнёром, соучастником интерпретации, но и наставником в полном смысле слова, ибо в процессе репетиций делился своими знаниями, расширял общий и музыкальный кругозор своих коллег.
А. Александрович — оперный и концертный певец, неоднократно принимавший участие в концертах Зилоти, отмечал в своих воспоминаниях: «Общаясь с Зилоти, я учился около него двум необходимым для артиста вещам: настойчивости в проведении в жизнь своих целей и умению оставаться в искусстве одному». Участие в исполнении, благодаря Зилоти, симфонической и ораториальной музыки образовывало и расширяло музыкальный кругозор оперного артиста. С одной стороны,— знакомство со «строгим стилем», «чистой музыкой» (здесь — симфонической, инструментальной), понимание основ музыкальной формы, с другой,— усвоение новых, не известных ранее приёмов исполнения: «классический форшлаг, длинные и короткие восьмые и шестнадцатые и т. п.» (речь идёт, по всей вероятности, о расшифровке мелизматики). Кроме того, Александрович считал большой удачей работу с Зилоти-концертмейстером: «Ещё и ещё раз твержу себе, что мне везло, я „в рубашке родился“. У кого был такой аккомпаниатор, как у меня, и на этаком репертуаре? И ещё значительнее: у кого был такой музыкальный друг и наставник, которому я всё больше и больше старался во всем подражать?».
Несколько замечаний по поводу приглашения Зилоти в Московскую консерваторию и его ухода из неё. Александр Ильич был приглашён на работу в Московскую консерваторию по инициативе С. И. Танеева — выпускника, как и Зилоти, Н. Рубинштейна. Двадцатипятилетний Зилоти был хорошо известен в России и за границей как один из лучших выпускников Н. Рубинштейна, прошедший стажировку у великого Ф. Листа. Известен, прежде всего, как яркий, темпераментный, с «колоссальной» техникой и певучим тоном, пианист. Пианист-виртуоз. Вызывает уважение возраст молодого профессора консерватории (Зилоти приняли сразу на должность профессора!), но в конце XIX века этот факт мало кого мог удивить. Николай Рубинштейн в 24 года стал инициатором открытия и возглавил московское отделение ИРМО, Пётр Чайковский в 26-летнем возрасте начал работать в только что открывшейся Московской консерватории, Сергей Танеев в 22 года был приглашён в консерваторию в качестве преподавателя, а в 29 — назначен на пост директора… Музыкальной общественностью России высоко был оценен талант и заслуги Зилоти-музыканта, так, Ц. Кюи в 1888 г. писал: «Г. Зилоти живёт за границей; весьма желательно, чтобы он перенёс свою деятельность к нам. Он бы мог оказать существенные услуги нашему искусству как музыкант, пианист и дирижёр. Лиц, так богато одарённых, как он, у нас очень мало».
На приглашение Зилоти в число профессоров повлияла и рекомендация Н. С. Зверева, в то время ведущего преподавателя младших классов. Естественным было желание Зверева помочь своему бывшему питомцу сформировать достойный класс. С. Рахманинов: «Зверев, заинтересованный в том, чтобы у Зилоти появились талантливые студенты, уговорил трёх своих питомцев [С. Рахманинова, К. Игумнова, Л. Максимова; всего же от Зверева к Зилоти перешли 7 учеников] отдаться в руки бывшего „любимого ученика Листа“, чья педагогическая репутация была не столь блестящей, поскольку её попросту не было». Именно воспитанники Зверева и составили сильный «костяк» класса Александра Ильича.
Удачно начавшаяся педагогическая деятельность была прервана через три года в 1891 г. Причиной стало неприятие Зилоти В. Сафонова, ставшего в 1889 г. директором консерватории, несогласие с его консерватизмом и проявлениями деспотизма. Зилоти считал, что под руководством Сафонова «консерватория скорыми шагами идёт к ухудшению», а «бороться с Сафон [овым] нельзя, это не сила, а нахальство, которое надо бить в лицо». Формальным поводом (или последней каплей) послужил конфликт на переводном экзамене, когда ученицу Э. Лангера, пожелавшую на старшем отделении учиться у Зилоти, Сафонов зачислил в свой класс. В некоторых источниках акцент переносится на то, что случай с ученицей был преувеличенно «раздут» Зилоти для оправдания своего желания уйти из консерватории и в полной мере заняться исполнительской деятельностью. Но письма самого Александра Ильича и его родных говорят об обратном. Безусловно, исполнительство его влекло, он и не прекращал концертные выступления, совмещая их с педагогической работой. Более того, соглашаясь на работу в консерватории, Александр Ильич просит «полтора месяца отпуска для концертирования за границей каждую зиму». Но не ради своей карьеры он «бросает» учеников. С момента подачи заявления об уходе Зилоти переживает сложившуюся ситуацию, беспокоился о дальнейшей судьбе своих питомцев. «Хотя чувствую, что я прав, что ушёл из консерватории, но всё же мне жалко моих учеников — и уйди Сафонов, пожалуй, я бы опять поступил», — пишет Зилоти 25 июня 1891 П. И. Чайковскому. В конце августа Зилоти специально приезжает в Москву: «по делам своих бывших учеников, пристроить их получше». Определяя, например, Игумнова в класс Пабста, Зилоти, невзирая на неприятие Сафонова как человека и администратора, очень уважительно охарактеризовал Василия Ильича как профессионала. Об этом рассказывал сам Игумнов: «Когда уехал Зилоти, надо было переходить в чей-то другой класс. Лучшим педагогом всем казался Сафонов. Но Зилоти, когда мы с ним обсуждали этот вопрос, говорил так: „Видите ли, Сафонов сейчас директор консерватории и с учениками занимается мало. Работает в классе он великолепно, но это происходит нерегулярно. Мне было бы приятнее, чтобы Вы занимались у Пабста, хотя Пабст и придерживается совсем другого направления, чем я“».
Все, к кому обращался Зилоти по поводу его ухода из консерватории, поддержали его. Это и Н. С. Зверев, которого он просит лично «при случае … рассказать [Чайковскому] всё по порядку», и Ф. И. Буслаев, который «вполне одобрил моё [Зилоти] действие и находит, что не только до осени, но до другого дня нельзя было откладывать мой выход, и что я теперь ушёл честно, не поставив консерваторию в критическое положение, дал возможность теперешним отказом за лето найти заместителя моего места». Наконец, П. И. Чайковский, отвечая на взволнованное письмо Зилоти, пишет: «Я действительно рад, что ты ушёл из консерватории. <…> Ты тратишь свою энергию на множество пустяков; можно измельчать и опуститься, продолжая бороться против самодурства Сафонова, коварства инспекторши Губерт и тому подобного вздора. Пусть себе остаются в Москве и возятся в своём муравейнике,— а ты, будучи соколом, и улетай подальше в качестве красивой перелётной птицы».
В одном источнике обнаруживаем свидетельство того, как всё относительно в истории и как всё зависит от случая. Л. Сабанеев, вспоминая год назначения Сафонова на должность директора, называет фамилию другого кандидата на этот пост. По словам Сабанеева вторым претендентом был … А. И. Зилоти! «Эта кандидатура поддерживалась очень многими, в том числе, почти всей старой рубинштейновской „гвардией“: Чайковским, Зверевым и др. Сафонов одержал верх, но как-то «против воли», по рассуждению ума, но не по сердцу. Против Зилоти была его молодость — ему было всего 25 лет; за Сафонова были его зрелость и связи».
Если обсуждение кандидатуры Зилоти проходило только на уровне межличностного общения таких выдающихся музыкантов, как Чайковский и Зверев, то документально подтверждено дальнейшее стремление С. И. Танеева видеть Зилоти на посту директора консерватории. В 1898 г. Сергей Иванович в своих дневниках записывает, что, если уйдет Сафонов, то ему «придётся временно занять это место», провести необходимые реформы и уже на следующий учебный год «передать эту должность Зилоти». Через год Танеев составляет «список, кем, можно заменить членов „корпорации“, если они подадут в отставку». В него вошли Игумнов и Гольденвейзер (ученики Зилоти), Брандуков, а вместо Сафонова — Зилоти. В 1901, узнав, что М. А. Морозов — один из директоров Московского отделения РМО — приглашает Зилоти для беседы, Танеев с надеждой задает вопрос: «Уж не хочет ли он пригласить З. вместо С.?». Надеждам не суждено было исполниться, и в 1905 Танеев сам покинул консерваторию. Отношение же Танеева к Зилоти в полной мере характеризует масштаб личности Александра Ильича.
Уход Зилоти из консерватории (во многом — вынужденный) вызвал недоумение у определённой части музыкантов. Так, известный певец, профессор Московской консерватории (1882–1887) Ф. П. Комиссаржевский выступил на страницах газеты «Московский листок» в 1892 г. со статьей «Г. Зилоти и г. Брандуков» с осуждением руководства Московской консерватории, которая, по мнению Комиссаржевского, постепенно уклоняется «от пути, начертанного незабвенным Н. Г. Рубинштейном». Статья Комиссаржевского интересна и тем, что в самом начале автор даёт оценку педагогической деятельности Зилоти. После концерта, в котором принимал участие юный, только окончивший консерваторию Рахманинов, Комиссаржевский отмечает правильность его музыкального развития. Рахманинов представляет для него «интерес педагогический, как ученик профессора своего А. И. Зилоти»: «В игре молодого пианиста мы усмотрели несомненное доказательство педагогического таланта г. Зилоти». Далее Комиссаржевский отмечает: «Надо полагать, что Московская консерватория или не придаёт никакого значения русскому преподавателю, или же она настолько богата преподавательскими силами, что таких русских талантливых артистов, как г. Зилоти и Брандуков, выделившихся среди художников и в Европе, считает или неспособными в педагогическом отношении, или же лишними. Зная педагогические силы консерватории, мы объясняем такое отношение к русским талантам историческим пристрастием со стороны русских людей к пришлому иностранному элементу…».
Несмотря на то, что Зилоти проработал в консерватории всего три года, он остался в памяти своих учеников как яркая индивидуальность, оказав влияние на их дальнейшую профессиональную жизнь. Игумнов впоследствии констатировал: «Следы влияния Зилоти я ощущаю на себе больше, чем кого-либо из учивших меня на фортепиано»; «у меня был учитель, который оказал на меня решающее влияние во многих отношениях: это — Зилоти». Гольденвейзер, вспоминая педагога, у которого он проучился два года, отмечал высокий уровень его художественной культуры, незаурядность Зилоти-пианиста и признавал, что многим ему обязан «в отношении своего музыкального развития». Рахманинов после ухода Зилоти из консерватории не пожелал переходить к другому педагогу. Переводной экзамен на последний курс был ему зачтён в качестве выпускного. Этот шаг, с одной стороны, был продиктован желанием поддержать своего учителя, с другой, вероятно, он понимал, что Александра Ильича никто в Московской консерватории на тот момент заменить не мог.
В российских источниках почти не упоминается американский период жизни Зилоти: в советское время об эмигрантах старались не напоминать, а лучше и вовсе забыть. Но благодаря вышедшей в 2002 книге Чарльза Барбера «Затерянный в звёздах. Забытая музыкальная жизнь Александра Зилоти», мы можем достоверно восстановить многие факты педагогической работы Зилоти в Америке. Александр Ильич в октябре 1925 по рекомендации скрипача Павла Коханского и пианистки Ольги Самарофф-Стоковской был приглашён на работу в Джульярдскую Высшую школу музыки в Нью-Йорке, где преподавал 17 лет до мая 1942 (кстати, первый и самый, пожалуй, известный ученик американского периода — Марк Блицстайн — появился у Зилоти в 1923). В Джульярде высоко оценили заслуги Александра Ильича. Окончательно покинул педагогическую работу Зилоти уже по возрасту (в 79 лет). В благодарственном письме директор школы Эрнест Хатчесон, сожалея об отставке Зилоти, отмечал: «Вы были одним из трёх, кто представлял прославленный период в музыкальной истории, традиции которой Вы продолжали в новом веке. Что создаст этот новый век в искусстве, сложно предсказать, но, что я действительно знаю, что трудно будет равняться характеру и гению их предшественников». Кроме того, совет директоров принял беспрецедентное решение — Зилоти в знак признания его «долгой и благородной карьеры» и «неоценимых заслуг в музыке» была начислена пенсия от школы в размере $US 3.000 в год, что не было предусмотрено правилами школы.
И для студентов Московской консерватории 1888 г., когда ещё «витал» дух Николая Рубинштейна и минуло всего два года после кончины Листа, и, безусловно, для учеников Джульярдской школы Зилоти был носителем традиций XIX века, продолжателем идей братьев Рубинштейн, Чайковского, Листа. Ольга Самарофф-Стоковская являлась коллегой Зилоти в Джульярде, в 1939 г. в Нью-Йорке вышли её мемуары. Ещё при жизни Зилоти она писала: «Александр Зилоти, многоуважаемый, заслуженный член факультета, является для нас носителем великой традиции». Скрипач Андор Тот был студентом в последние годы работы Зилоти в школе. Спустя сорок лет он вспоминал: «Он был легендарной фигурой во всём Джульярде. Очень высокого роста, немного сутулый, он знал всех, включая Листа. Он даже похож был на Листа. Никто не мог понять половину из того, что он говорил, но это не имело значения. Все знали, что это — Зилоти, и Зилоти учился у Листа и Чайковского, этого было вполне достаточно».
Ученики Александра Ильича с гордостью воспринимали себя опосредованно учениками Листа, которого считали своим музыкальным дедушкой. Работавший вместе с Зилоти в Московской консерватории В. Сафонов мог считать себя наследником К. Черни — через Т. Лешетицкого, а через Л. Брассена — И. Мошелеса. Интересно, что профессор П. Пабст явился своего рода объединяющим началом между Зилоти и Сафоновым, будучи опосредованно продолжателем идей и Черни (через А. Доора), и Листа, у которого консультировался в Веймаре. В Джульярде эта взаимосвязь поколений продолжилась: работавшие вместе с Зилоти Иосиф и Розина Левины были учениками В. Сафонова. Зилоти и Левины стали одними из первых на Западе утверждать мировой приоритет русской фортепианной педагогической школы. Вспомним самого известного выпускника Джульярда по классу Розины Левиной — Вэна Клайберна. И сейчас многие выдающиеся зарубежные музыканты прямо или косвенно в своей основе имеют русскую педагогическую школу.
Одним из проявлений профессионализма Зилоти-педагога являлось то, что, будучи продолжателем традиций своих великих предшественников, он чувствовал потребность и был готов к передаче своего опыта следующим поколениям. В одном из писем супруга музыканта, Вера Павловна Зилоти сообщала Марку Блицстайну, что его «учитель счастлив иметь учеников, чтобы передавать идеи и идеалы, которые бы остались в мире».
