Волшебный огонь

Дата публикации: Февраль 2017

30 марта 2014
Андрей ДИЕВ
Малый зал Московской консерватории
«Превращения огня»
П. Чайковский, Ф. Лист, А. Скрябин,
К. Дебюсси, О. Мессиан, М. Де Фалья,
А. Диев, В. Ребиков

 

К сожалению, многих замечательных артистов со временем постигает участь мумифицирования былою славой. В прошлом — достижения и «эвересты», в настоящем — атмосфера ритуального мавзолейного преклонения публики перед почившим в творческом небытии кумиром. Артист жив, только пока способен удивляться и создавать нечто новое, совершать творческие открытия, изменяться. Концерт Андрея Диева «Превращения огня» стал «превращением» артиста, представшего зрелым мастером во всеоружии — интеллектуальном, интуитивном, виртуозном. Творческим открытием стали пьесы Ребикова и неизвестная редакция Сонета Петрарки № 104 Ф. Листа, а также авторские транскрипции А. Диева.

Сам программный концепт клавирабенда настраивает на философское размышление об энергии огня в музыке. Феномен творчества — это всегда проявление именно огненного животворения. Однако то, что тысячи лет исповедуют индийские брахманы, нами — музыкантами — ощущается интуитивно. Вывести это чувствование на осознанный уровень, «услышать» огонь во всех его музыкальных ипостасях — главная идея клавирабенда.

Вопреки современной тенденции отмирания роли ведущего концерта (не «объявителя сочинений», а именно ведущего) Диев общался с залом, объясняя программность концерта и «оправдывая» включение в него каждого сочинения. Его остроумные замечания создали атмосферу неформальности, уютного и вдохновенного музыкального вечера.

Первым же номером пианист преподнёс слушателям своеобразный музыкальный артефакт: собственное переложение фрагмента музыки П. Чайковского к пьесе А. Островского «Снегурочка», в котором огонь сверкнул в солнечных лучах («В очах огонь… и в сердце… и в крови во всей огонь. Люблю и таю, таю от сладких чувств любви!»; «Солнце знает, кого карать и миловать»; «Свет и сила, Бог Ярило»). О транскрипциях Диева, которых было много в концерте, стоит сказать особо. Его переложения — это не клавиры оркестровых сочинений. Диев точно и с глубоким проникновением в сущность музыки заключает замысел автора в фортепианную фактуру и делает это, продолжая традиции Листа — как пианист-мастер, как артист. Во многом именно этих изначальных посылов не хватает композиторам при их работе над транскрипциями. В итоге у Диева оркестровая музыка словно переживает своё второе рождение в типично фортепианном «теле».

Огонь материальный — в пьесе «У камелька» П.  Чайковского, поданной осознанно статично. Пианист словно «снимал пыль» с привычных гармоний и известных мелодий, заставляя вслушиваться в биение аккордовых вибраций, в детали их сонорной жизни.

Огонь любви — Сонет Петрарки № 104 Ф. Листа, как отмечалось, одно из открытий вечера. Диев представил чрезвычайно интересное соединение редакций. Он поместил первую — редко исполняемую — в начало и конец сонета, середину же оставил во второй — известной редакции. Композитор, видимо, посчитал свою музыку слишком модернистской и отказался от неё. Действительно, она своими хроматическими остинатными набатными ударами словно предвещает то, что будет происходить в XX веке, звучит и в наше время свежо и оригинально. Примечательно, что главная тема, следуя первой редакции, была сыграна в прямом смысле «одной левой», и лишь при повторении к ней добавилась правая — партии рук словно персонализировались в различных художественных героев.

Космогонический огонь был представлен поэмой А. Скрябина «К пламени».

«Фейерверк» К. Дебюсси — выражение огня праздничного — был несомненной удачей концерта. Диев обладает потрясающим пространственным слышанием фактуры и мастерски владеет колористикой рояля. Одна из трудностей пьесы заключена в педализации: с одной стороны, фактура предполагает сухое, острое исполнение (вспомним известную запись С. Рихтера), с другой — сам стиль диктует сонористическое смешение красок. Пианисту удалось найти баланс, а главное — на звукописном холсте создать яркую импрессионистическую картину будто живого, сверкающего радужными цветами праздничного фейерверка. Заключение пьесы, которое часто исполняется намеренно контрастно, прозвучало естественно и просто.

Подлинным творческим открытием и одной из кульминаций вечера стали пьесы В.  Ребикова из цикла «Вечерние огни», написанные в 1900 году. В этой музыке, не знающей традиционных эталонных исполнений, пианист ощущал полную свободу действий, ограниченную лишь рамками собственного вкуса. Первая пьеса была решена в квази-джазовой манере. Надо сказать, основной тематический элемент миниатюры Ребикова не просто похож на главную тему этюда № 1 op. 2 Скрябина — автор его просто «честно украл». И Диеву при этом с ловкостью фокусника удалось обмануть слушателя, скрыв композиторские перепевы. В целом пьесы Ребикова в исполнении Диева оставили впечатление русской экспрессии в матовых красках импрессионизма. Несмотря на некоторые параллели с сочинениями известных композиторов начала XX века, необходимо помнить, что В. Ребиков творил вместе с ними, как их современник. А. Диев же наделил композитора собственным неповторимым стилевым «лицом».

Второе отделение осветил огонь божественный — «Первое причастие Девы» из цикла О. Мессиана «20 взглядов на младенца Иисуса». Здесь пианист продемонстрировал великолепное владение временем. Многочисленные «звенящие» паузы и ферматы на гранях формы были собраны в единый вектор напряжения, встроены в непрерывное течение музыки. Фактура пьесы была удивительно дифференцированной и многопластовой, словно разведённой в пространстве, складывалось ощущение даже не стерео- а некой мульти-фонии.

Серьёзность и сложность музыки Мессиана пианист компенсировал последующими сочинениями. Прозвучало переложение А. Диева «Укрощение огня» М. де Фальи из балета «Любовь-волшебница». Эту, по существу, фантазию на тему композитора Диев исполнил впервые несколько лет назад, она получила известность в интернете и «народное» название «Взбесившийся мобильник». Любопытно, но по своему строению она близка клубной музыке. Возможно, её популярность объясняется именно этой генетической современностью, а не только виртуозной эффектностью. Следующие Интермедия и «Танец огня» — высочайшего класса фортепианные транскрипции — в исполнении Диева были наполнены взрывной энергетикой испанской музыки.

Завершал программу концерта огонь сатиры — переложения нескольких номеров из балета «Болт» Д. Д. Шостаковича. Характерная, с оттенком издёвки музыка, её специфическая программность — «Танец хулиганов», «На работу с попойки», «Конференция по морскому разоружению», а также потрясающий артистизм исполнителя на грани с игрой драматического актёра заставил зал азартно вслушиваться в перипетии сюжета, внимая гениальной музыкальной сатире Шостаковича.

Однако на бис в заключение клавирабенда Диев вернул слушателей к любованию истинной красотой, созерцанию сиюминутной изменчивости в наполненной сердечной теплотой пьесе В. Ребикова.

Концерт завершился, однако «превращения» исполнителя, поиски новых концептов и открытий — будем надеяться — продолжатся.